о выставке «Поэт и царь» к 225-летию Александра Пушкина в Царском Селе
Юбилейные выставки, особенно, приуроченные к датам знаковых персоналий, часто носят характер номинальный: нельзя обойти круглую или полукруглую дату вниманием – только потому что-то и делается. Но, к счастью, есть среди юбилейных выставок исключительные – такие, о которых хочется рассказать сразу после того, как выходишь из зала. Нет, пожалуй, не сразу – сначала необходимо прислушаться к ощущениям и мыслям, которые вызвала эта выставка, дать им немного отлежаться и прозвучать в слове. Такой исключительной выставкой в ряду проектов, приуроченных к 225-летию со дня рождения Пушкина, я считаю выставку «Поэт и царь», которая проходила в Камероновой галерее царскосельского Екатерининского парка с 8 июня по 29 сентября.
Концепция выставки нестандартна, дихотомична, построена на инверсии. Это контраст света и тьмы, дня и ночи, добра и зла, жизни и смерти – и выражен он в противопоставлении чёрного и белого. Точнее – чёрной и белой: две галереи, идущие параллельно, проводят зрителя сначала парадным залом, светлым и официальным, в котором Пушкин и его жизнь – хрестоматийны, музейны, структурированы, а затем – тёмным, теневым, пугающим и ведущим на Чёрную речку.
Первый зал ведёт нас от лицейских лет Пушкина до почти последнего периода его жизни – первой половины 1830-х. Параллельно линии его жизни следуют образы российских монарших особ. И тех, чьё правление пришлось на пушкинские годы, и тех, к чьим делам и судьбам обращался он в своём творчестве. Разумеется, тут и Александр I, и Николай I, оказавшие непосредственное влияние на судьбу Пушкина. Но тут же – и Борис Годунов, и Пётр I, и Екатерина II. Они как стражи стоят перед каждым следующим элементом анфилады белой галереи – мраморные белые бюсты (подлинные, возрастом в несколько столетий!), холод и величие, олицетворение власти, её вечного влияния на судьбы человеческие – и контрастируют с чёрными силуэтами замков, стен, руин высотой в два человеческих роста, олицетворяющих земное, подвижное, подверженное влиянию множества стихий (и стихии власти, власть предержащих – в том числе). И на последнем из этих архитектурно-пейзажных силуэтов – фигура Пушкина, смотрящего с такой высоты, на какую бюсты не поднять – постаменты низковаты. Да, пусть земной, не «голубых кровей», но – выше! Выше мрамора, выше исторических перипетий, выше предрассудков. Потому что – поэт.
Куда же смотрит Пушкин? Задумчиво смотрит, сверху вниз – но не заносчиво, не потому, что сам считает себя выше остальных, а лишь потому, что если оказался на высоте, так как же ещё смотреть на тех, кто её не достиг? А смотрит он на Золотого Петушка – символ охраны власти и символ контроля за ней. На героя своей последней сказки, искорёженной цензурными выпусками... Петушок, кстати, уникальный – это подлинный флюгер с Шапели из Александровского парка. Пушкин всю жизнь думал и писал про конфликт интересов власти и народа, власти и личности – и в конце светлого зала мы видим его продолжающим думать над этим вопросом. И не знающим, что времени на раздумья осталось совсем немного...
На этом белый зал, свет, парадные портреты – заканчиваются. Заканчиваются сказки, в которых добро побеждает зло, а глупый или злой царь остаётся в дураках или вовсе погибает. На смену сказкам приходит суровая реальность. Зритель отправляется на теневую сторону жизни поэта, в чёрную галерею.
Но прежде, чем мы туда проследуем, стоит остановиться на одном моменте. Вроде как, по всей логике истории, по масштабу возможностей (если уж не личности), по административному ресурсу, позволяющему влиять на жизнь и думы народа правитель всегда должен быть значительнее писателя, однако проходя по белому залу выставки «Поэт и царь» понимаешь, что они, цари – лишь фон судьбы поэта. Недаром и слово «царь» в названии поставлено на второе место. Цари, как писал Андрей Вознесенский, сменяемы. А вот поэт – незаменим. Может быть Александр Первый, Александр Второй, Александр Третий. А Пушкин – Александр Единственный.
Противопоставление царей и поэта напрямую, в лоб, осуществляется во втором, чёрном зале. Ровно друг напротив друга, в противоположных концах галереи, расположены одеяния царя (шинель Александра I) и поэта (жилет и цилиндр Александра Пушкина).
Что это? Путь от прошлого (царь, который остаётся в минувшем времени и не влияет на последующие эпохи) к будущему (поэт, который даже после гибели своей продолжает жить в своих творениях и воздействует ими на развитие культуры российской куда дольше, чем самый важный из царёвых указов)?
Что это? Противостояние власти и таланта, извечная тема для споров русской (и не только) интеллигенции? Противостояние, выглядящее как дуэль, не менее роковая чем та, у Чёрной речки. Дуэль через время – годы, столетия, а не через несколько метров. Куда серьёзней вызов, куда значительней победа!
Что это? Путь России, которая, забывая царей, приходит к поэзии как смыслу? Или путь поэта – от попытки понять власть и существовать с ней рядом до Чёрной речки и неминуемой гибели. Характерно, что только за одеждой Пушкина на стене возникает его колеблющийся силуэт, а за царскими одеждами – пустота. Сразу вспоминается: «Нет, весь я не умру, душа в заветной лире мой прах переживёт и тленья избежит...» Даже здесь, в конце зала, где ставится точка в жизни поэта, она тут же превращается в запятые пушкинских кудрей, колышащихся на ветру истории – и становится ясно, кто в этой дуэли (поэт – и царь) в итоге победил.
Кстати, вещи в этом зале также подлинные, что усиливает впечатление от экспозиции. Нет, уже от инсталяции, почти перформанса, поскольку в противоположность первому залу второй – не статичен, а динамичен. Нет, здесь ничего не движется, не шевелится, кроме, разве что, посетителей. Да и те через каждый шаг замирают, вслушиваясь и вглядываясь в пушкинскую судьбу, энергией, напряжением которой пропитано пространство. Но ощущение движения – той самой пушкинской «Метели», вьюги из «Капитанской дочки», воя и бешеного кружения «Бесов» — есть. Эффект возникает из сочетания тёмных зеркальных стена со следами позёмки и арочных сводов галереи – вместе они создают совершенно готичную, даже гофмановскую какую-то атмосферу. Атмосферу ещё не фатальности, не предопределённости (хотя мы знаем, как и чем путь поэта завершился), но – напряжения: звенящего, предельного, заставляющего насторожённо прислушиваться и оглядываться на каждое движение света и теней.
Здесь тоже, как и в белом зале, есть белоснежные мраморные бюсты, но – уже не царей. Это серия скульптур семнадцатого века, символизирующих собой весенние и летние месяцы. В то время как цари представлены здесь куда более тленными (хотя и в очень хорошей для своего возраста сохранности, опять-таки, в экспозиции – подлинники!) предметами – упомянутой выше шинелью, мундиром и даже кабриолетом, принадлежавшим Николаю I. Инверсия даётся не только цветом, но и материалами, предметным планом. Здесь недолговечны – цари, а поэзия и её создатель, транслятор, переводчик с природного, вселенского на земной – поэт – вечен и бессмертен.
В начале и в конце зала стоят парковые скамейки, на которые можно присесть и погрузится в созданную атмосферу. И надо сказать, что ощущение движения времени, его полёта, влияния судьбоносного, потоков, вихрей – есть. И от этого становится жутковато, почти физически ощущается сквозняк истории российской, на котором простыло столько талантов, который, превращаясь порой в ураган, сметает их с пути, чтобы потом поднять над суетой и сделать ещё более заметными после гибели, чем были они заметны современникам своим при жизни.
Пройти этот путь – от парадного лицейского элемента до торжественно-фатального дуэльного – значит прочувствовать всю двойственность официальной и истинной биографии поэта, значит понять (или хотя бы попытаться) суть вечной дуэли официоза (власти) и природного дара, значит ещё на шаг приблизиться к пониманию Пушкина – и как явления культуры русской, и как человека, ставшего носителем таланта и сумевшего (вопреки ли, благодаря ли времени своему?) его раскрыть. Как жаль, что срок проведения выставки – так короток. Как славно, что она всё же состоялась!
Зинаида Варлыгина,
28-30 сентября 2024