Тихая летняя ночь была наполнена звуками пения ночных птиц, стрекотанием каких-то насекомых да шуршанием веток деревьев, покачивающихся на ветру. В свете полной луны серебрилась речушка – не очень широкая, однако довольно величественно вписывающаяся в пейзаж. Всё дышало гармонией и умиротворением. Спокойствие было нарушено внезапно, хоть и негромко – на тропинке, ведущей к реке, появилась девушка, одетая в длинную льняную рубаху, с распущенными волосами, босая. Послышался её тихий голос, слова перемежались всхлипами и вздохами:
- …А слова-то какие говорил! «Ладушка», «любушка»… Бусы красные на Масленицу дарил!.. А вчера, негодник, Маньке, горничной Любавинской, то же самое у плетня плёл! Хоть бы постыдился… слово в слово ведь… «Касатка ты моя ненаглядная, любушка разлюбезная!..» Тьфу… А мне – жениться обещал, после Троицы, прямо в этом году! Да ежели б я знала…
Девушка шла по дорожке неровно – то останавливаясь, то ускоряя шаг – и постоянно бормотала себе под нос что-то не очень связное. Дойдя до реки, она остановилась, огляделась вокруг, будто бы только что очнулась от сна или какого-то забытья. Обведя окрестности медленным, сонным взглядом, она уставилась на реку. Судя по всему, ей пришла какая-то мысль.
- А вот и ладно. Раз всё одно ему – что я, что Манька, так и не зачем мне жить. Утоплюсь – он и не заметит.
Внезапное решение было принято бесповоротно – девушка направилась к реке, оступаясь и скользя ногами по береговым выступам и камням. Спуск был не слишком крутым и довольно коротким – и вот она уже ступила на мокрый от медленно накатывающихся волн песок, сделала первый шаг…
- А в глаза-то как глядел! Всё повторял, мол, одна ты такая, единственная… Солнышком называл ясным…
Вода коснулась подола рубахи, его край несколько секунд подержался на водной поверхности, а потом намок и погрузился в воду. Шаг, ещё шаг – медленно, будто вдумчиво, ещё шаг... Вода уже доходит до колен… до пояса… уже по грудь…
- А сейчас, небось, спит сладко… обо мне даже и не думает… - всхлип; девушке было до слёз жалко себя, однако это не останавливало её – она продолжала входить в реку всё дальше.
Вода уже доходила до плеч, хотя от берега она отошла совсем недалеко. Вот река покрыла плечи, коснулась подбородка – мягко, даже ласково. Тёплая и неторопливая волна как будто пыталась успокоить, шепча: «Хуже не будет, я-то тебя на Маньку не променяю!»
- Ну чем я её хуже?.. Хуже, значит, если забыл меня так быстро… Да слова-то те же самые, вот что жжёт-то… кабы другие – может, не так бы больно было-то, не так…
Последние слова были наполовину смыты волной, захлестнувшей девушку с головой. В глазах её потемнело, в ушах появился шум, вода хлынула в нос и рот. Последнее, что застыло в памяти – отчаянная попытка схватиться за что-то, выброшенные вверх руки, загребающие то ли воду, то ли уже нездешнюю пустоту.
***
Луна склонялась ближе к горизонту, но продолжала ярко освещать берега реки. Девушка лежала на отмели, без сознания, в одной руке почему-то судорожно сжимая пучок речных водорослей. Волны набегали и откатывались, слышался их тихий плеск. Спустя какое-то время девушка тихо застонала и шевельнулась, потому открыла глаза.
- Ну что? Даже утопиться не смогла?.. Ха-ха-ха!.. – серебристый голос рассыпался звонким смехом.
Девушка приподнялась из воды и увидела другую девицу, сидящую на большом камне в нескольких шагах от неё. Незнакомка была какой-то полупрозрачной, в длинной белесой рубашке, простоволосой, длинные русые пряди переливались в свете луны, огромные синие глаза смотрели пристально и насмешливо. Она смеялась звонким мелодичным смехом, но доброты в этом смехе не было.
- Ты кто? – спросила девушка, уже догадываясь, с кем ей довелось встретиться после неудачной попытки утопиться.
- Ну а ты-то как думаешь? На апостола Петра, вестимо, не похожа! – полупрозрачная снова засмеялась.
- Мавка?.. Да разве ж в нашей реке они водятся?
- Вот дура девка. Сама чуть наше племя не пополнила, а ещё сомневается… Русалка я, русалка... Вот так же, как ты, когда-то пошла и утопилась. Хотя нет – я-то уж если решила утопиться, так и пошла на дно. А ты-то что? Жить, что ли, хочется?
- Не хочется. Не знаю, как так вышло.
- А ты ещё раз попробуй. Только руки сперва себе свяжи – а то так гребла к берегу, что всех лягушек распугала! – русалка соскользнула с камня и одним махом перебежала к зарослям камыша. Девушка, сидя на отмели, только и успела проводить её глазами.
- Не помню…
- Ещё б ты помнила! Никогда таких живучих утопленниц не видела. А я здесь уже три десятка лет обитаю.
- А ты-то из-за чего утопилась?
- А что, из-за чего-то, окромя несчастной любви, топятся? Мой Вася себе невесту другую нашёл, а как сговорились они и венчание назначили – в ту же ночь пошла и с моста бросилась. Как раз в омут попала, не выплыла. Да у меня и желания-то выплывать не было.
- Ох, Господи ж…
- А Васю-то я потом уморила…
- Как?..
- Да на Троицын день он в лес пошёл – отбившуюся от стада корову искать. Тут-то я его и застигла! Он как меня увидел – побелел весь! «Марфута, говорит, прости, не мой это грех! Родители сговорились, поженили нас с Любой!» А я ему в лицо рассмеялась и прокричала: «Думаешь, дело мне есть до того, что твой батя Любку просватал, а тебя потом как каравай, на стол выставил – любуйтесь, гости дорогие: вот невеста, а вот жених! А моя-то жизнь загубленная – так-таки и не твоя вина? Твоя! И плату я за неё возьму!» Он уж зелёный весь стоит – сам-то как мертвяк, да скулит тииихонько: «Пощади, Марфуша! Я за тебя свечку поставлю…» Это за меня-то, за утопленницу, значит! Совсем умом двинулся… Нет, я каждое полнолуние своё отомстить хотела, каждый девичий хоровод ночной, что без меня случился… Я ж красавица была, молодая, сильная! Я жить могла, если б он мне не поломал судьбинушку мою…
Девушка молча смотрела на русалку глазами, полными ужаса. Она ясно понимала, что русалка говорит о том, что случилось бы с ней самой, не выплесни она всё своё внутреннее желание жить наружу, не выплыви она, не доберись до неглубокого места. Было жутко, начали дрожать руки – мелко так, противно, неуёмно.
- Дальше-то что было? – с трудом выдавила она вопрос. Голос звучал хрипло.
- А то ты не знаешь, что русалки с обидчиками учиняют! Засмеяла я его до глухоты, ослепила до слепоты – он не знал, куда и бежать, на месте на одном кружил. А потом защекотала до смерти – всё, как водится. Отомстила за себя… А потом ходила к его вдовушке, Любке-разлучнице, бросала ей петрушку на подоконник, да водорослями перевитую – так она рассудком-то и тронулась… Всё кричала: «Марфушка за мной придёт! Марфушка Васю убила и меня теперь убить хочет!» А зачем она мне сдалась? Я уже себя отомстила, а с ней так, развлекалась только… Скучное у русалки житьё – это спервоначалу всё внове, да от боли-то отвлекает. А потом боль и забывается, водой речной смывается, да скука накатывает. Вот только и радости-то – отомстить обидчику, губителю своему, да деревенских попугать.
- Как же ты так маешься? – на глаза девушки навернулись слёзы. Она уже почти забыла о своей беде, своём Макаре. Зато вспомнила Любку-дурочку, пожилую уже, живущую на окраине деревни и наводящую ужас на местную ребятню своими страшными пророчествами, которыми она осыпала всех, кто ей встречался на дороге. По спине пробежали мурашки.
- А что делать-то? Дороги назад нет. Судьба моя такая… Вот ты сейчас второй раз топиться пойдёшь – нам и веселее будет! Сначала я тебе буду всё про русалочье житьё рассказывать, потом вместе будем одиноких путников ловить, загадками мучить, а если не разгадают – топить или защекотывать. В наших краях русалок мало – на ближайшие три деревни только я… А тут мы вдвоём будем! Красота! Две русалки! Две русалки – это уже рать нечистая! Это ж сколько проказ мы можем вместе сотворить! – русалка легко пробежалась по берегу, кружась и подпрыгивая.
- Не пойду я топиться! – вскрикнула девушка, вскочила и неожиданно быстро отбежала от кромки воды на несколько шагов.
- Это ещё как?.. С первого разу не вышло – и отказалась от намерения своего? Не будешь сама – я тебе помогу! – русалка хотела было схватить девушку за руку, но та увернулась и, путаясь в рубахе, как могла быстро, побежала к деревне.
- Ничего! Вернёшься ещё! Помни: две русалки – это красота! Две русалки – это сила! Нечистая! – кричала ей вслед русалка и смеялась серебряным смехом.
***
Весь следующий день девушка лежала в людской, сказавшись больной. Её и вправду знобило, да мерещилось всякое, что при солнышке и вспоминать не хотелось – уж больно неправдоподобны были видения, связанные с происшествиями прошлой ночи. Все решили, что её схватила лихоманка после ночного купания. Журили, конечно, за то, что одна пошла на реку ночью, но что поделаешь – не работница она была в этот день. Оставили её в покое.
Однако к вечеру девушка всё-таки немного пришла в себя, оделась, заплела косу и отправилась пройтись по деревне. Навстречу по улице шёл Макар с Маней под ручку. В глазах у девушки потемнело, захотелось бежать, но через секунду в ушах зазвучал плеск воды и звонкий голос: «Помни: две русалки – это красота! Две русалки – это сила! Нечистая!» Зрение и ум сразу прояснели, она перекинула косу за спину и, гордо подняв голову, прошла мимо парочки.
- Девоньки!.. Красавицы!.. Вы хоровод водить за околицу? Меня подождите! Я с вами!.. – и, присоединившись к шумной стайке ровесниц, она пошла по улице, затягивая песню:
Звал касаткой, звал голубкой,
Обещал жениться!
А теперь другая люба –
Мне же что ж – топиться?
И по всему было видно, что уж что-что, а топиться она больше не собиралась.
Зинаида Варлыгина
22 мая 2014 года
Рассказ опубликован в книге "Поколение нулевых"